— Отец хочет, чтобы ты был рядом и вступил во владение поместьем, если он умрет, — сообщил Гай.
Лицо Роуланда побелело:
— Лютер при смерти?
— Нет. Я не это имел в виду. Но есть из-за чего беспокоиться. Твоя сводная сестра Бренда вышла замуж.
— Значит, эта стерва нашла себе, наконец, мужа, — хмыкнул Роуланд. — Видимо, парень совсем олух.
— Нет, Роуланд, он не олух. Это Торстон из Мезидона.
— Брат Роджера! — воскликнул Роуланд.
— Он самый.
— На что она ему? Торстон — красивый парень и всегда нравился дамам. С чего это ему захотелось Бренду? Не из-за того же, что она такая сварливая, как ее мать, и страшна, как смертный грех.
— Я думаю, его привлекло приданое, — неуверенно предположил Гай.
— Но у нее приданое совсем небольшое.
— Я слыхал, будто она убедила его в обратном. Бренда сильно влюбилась в Торстона. Поговаривают, что он чуть не убил ее в первую брачную ночь, когда узнал, что приданое вдвое меньше, чем он ожидал.
— Она и того не заслуживает, — рассеянно проворчал Роуланд.
Не было ни для кого секретом, что Роуланд и две старшие сводные сестры терпеть не могли друг друга. С раннего детства ему доставалось от них и некому было его защитить. И сейчас он не испытывал к ним никаких чувств, даже жалости.
— А сестра Ильзе? — спросил Роуланд. — Они с мужем все еще живут вместе с Лютером?
— Да. Джофри никогда не расстанется с мечтой построить свой домик, — презрительно сказал Гай. — Но есть и большие перемены. Джофри вдруг очень подружился с Торстоном.
— И?
— Это злит Лютера. Один зять бесится из-за приданого Бренды и хочет откусить кусок побольше от Монтвиля, а другой зять живет в его доме и дружит с первым. Лютер чувствует, что ему надо защищать свои тылы — зятья могут объединиться против него.
— А чего Лютеру бояться? У него достаточно людей.
— Ты недооцениваешь Торстона. Его жадности и амбиций хватит на десяток человек. Он хорошо прошелся по Британии и Мейну, у него достаточно людей, и Лютеру не помешает укрепить Монтвиль. Наверняка произойдет схватка, если до этого Лютера просто не убьют.
— Ты думаешь, Торстон способен на это?
— Да, Роуланд. Уже был один случай, который трудно объяснить. И если вдруг Лютер умрет, а тебя не будет в Монтвиле, Торстон и Джофри заявят права на имение, и тебе понадобится армия не меньше королевской, чтобы отвоевать его обратно.
— А если я не захочу?
— Не говори так, Роуланд. Отдать лошадей, которых ты любишь, отдать землю, которую Лютер хочет оставить тебе?
Роуланд запустил пальцы в густые вьющиеся волосы. Для чего притворяться?
— Да, ты прав. Я хочу. И это единственное, чего я хочу от Лютера.
— Так ты вернешься домой? — с надеждой спросил Гай. — Несмотря на то, что сначала не хотел возвращаться?
— Я во многом похож на своего отца, Гай. Но если я скажу какую-то глупость, то не стану держаться за нее до могилы. Несколько лет буду, может быть, но не вечно, — усмехнулся Роуланд. — Хотя, похоже, Лютер тоже смягчился, или так кажется.
— Ты изменился, старина. Я помню, как ты дрался с Роджером из Мезидона, дрался из-за того, что никогда не отказывался от своих слов. Кстати, ты не встречал этого подлеца во время своих странствий?
— Здесь он. С графом из Лимузина.
Гай удивился.
— Мы наслышаны о доблестях Роджера. Он собрал много земли по всей стране. Удивляюсь, откуда у него время, чтобы служить такому числу землевладельцев.
— Он такой же скопидом, как и его старший братец Торстон.
— А ты говорил с Роджером? — спросил Гай.
Роуланд кивнул.
— Да, я видел его. Он не кидается на меня, как раньше. Он уже не так уверен в своей непобедимости.
— Ты еще больше вырос, мускулов прибавилось. Держу пари, что теперь ты выше Лютера. А такого поискать, кто посмотрел бы на него сверху вниз.
Роуланд улыбнулся.
— Да, я уже перерос Роджера.
— А в других смыслах ты изменился? — озорно подмигнув, поинтересовался Гай. — Франки смягчили твой нрав?
Гай увернулся от пинка, которого он и ждал от Роуланда.
— Нет? Ну тогда у нас в доме будет два Лютера.
Роуланд хмыкнул.
— По крайней мере я дерусь только тогда, когда на меня кто-то нападает, чего не могу сказать об отце.
Это было правдой. Лютер де Монтвиль был тяжелый, грубый человек, которому другие землевладельцы отдавали своих сыновей на выучку, чтобы они вернулись бесстрашными воинами.
Роуланд был единственным сыном Лютера, его внебрачным ребенком. Лютер не обращал внимания на этот факт. Но Роуланд презирал свое положение. Его мать выросла в соседней деревне, без положения, без родных. Она умерла во время родов — так по крайней мере говорили Роуланду. Другая женщина кормила его и растила. Лютер не вспоминал о сыне, пока ему не исполнилось полтора года. Старуха, растившая Роуланда, находилась при смерти, и тогда послали за Лютером.
У Лютера больше не было сыновей, и он принес Роуланда домой, отдал жене Хедде, над которой все время издевался из-за того, что она рожала только дочерей. Хедда возненавидела Роуланда с первой секунды. Она не занималась им, а только по малейшему поводу била, так же поступали и ее дочери.
Лютер не останавливал их, он сам вырос в суровых условиях и знал, что своей силой обязан тяжелой жизни.
У Лютера Роуланд научился контролировать все свои чувства, кроме гнева. Его научили бегать, прыгать, плавать, скакать на лошади, точно попадать копьем в цель, владеть мечом, умело и жестоко. Лютер щедро награждал мальчика тумаками за ошибки, хвалил редко и нехотя.